Смерти вопреки
ОбществоПри рождении родители нарекли его Георгием. В честь одного из самых почитаемых русских святых — Георгия Победоносца. В миру — храброго, мужественного, стойкого воина.
Георгий ходил в детский сад «Ромашка». Учился в четвёртой школе. Окончил вечернюю. Отслужил в армии. Работал пожарным.
В 22 года Георгий Бурхавцов стал воином. Подписал контракт и отправился на СВО. Всего за один бой пережил столько, что, услышав его историю, бывалые бойцы качали головами: «Невероятно!»
«С такими ранениями и живой — просто чудо!» — говорили
врачи.
***
В 2022-м, когда в стране началась частичная мобилизация, Георгий получил повестку. Но на СВО тогда не попал по состоянию здоровья. Подлечившись, летом 2023-го стрежевчанин подписал контракт с Министерством обороны. Прошёл «учебку» и оказался в разведке.
— Перед самой отправкой сообщили: «Едете в Бахмут». Город «вагнеровцы» освободили в мае. Нам предстояло двигаться дальше. Уже потом, в госпитале, я узнал, что направили нас в одну из самых горячих точек.
Его военная биография оказалась краткой. Месяц в зоне СВО, несколько разведвыходов, последний из которых закончился штурмовым боем. Из него в тот августовский день не вернулись многие. Георгий вернулся. Смерти вопреки.
***
— На задание тремя «тройками» выдвинулись на заре.
С противником нас разделяло болото. Открытая местность. Контролируемая вражескими «птичками». Редко кому это болото удавалось пересечь без потерь. Нам повезло. Когда мы пошли, включили «купол». До позиций ВСУ добрались незамеченными. Слышали, как солдаты разговаривали, смеялись в окопах. Получили команду штурмовать.
На нашей стороне внезапность. На их — превосходство в живой силе, оружии, технике. Они быстро попрятались в «лисьи норы» — специальные ямы в окопе. Запрыгнул в такую, тебя ни пуля, ни снаряд не достанет. Знай себе стреляй.
Потом налетели дроны. Начали корректировать артиллерию. Тут я увидел противника. Прицелился. И вдруг упал. Ни боли, ничего. Оказалось, у меня дыра в области таза и руку зацепило. Снял каску, бронежилет, штаны — а там кровь фонтаном. Приложил перевязочный пакет, ремнём затянул. Руку перевязал.
Бой продолжался ещё пять часов. Георгий видел, как погибли трое его товарищей. Лежал в окопе, кое-как прикрывшись бронежилетом, а рядом с ним разведчики вели огонь из пулемётов, рискуя навлечь на себя ответный, артиллерийский.
Стрельба затихла с наступлением сумерек. На позиции появились бойцы из штурмового отряда. Подхватили раненого и понесли.
— Я не то что идти, шевелиться не мог. Мне пулемётчик перед этим свой «обезбол» вколол. Но я вообще не почувствовал эффекта. Мужики меня ведут-несут, я одной ногой им помогаю и вдруг вижу — белый свет. Приятный такой. Боль исчезла. Мне хорошо. Я как будто парю. Свет всё ярче. Обволакивает меня. И вдруг резко чернота и боль. А потом снова свет. И снова тьма. И невероятная боль. Открыл глаза и понял, совсем стемнело. Меня били по щекам, чтобы не засыпал. А через несколько метров я увидел командира нашей группы. Он лежал на носилках. Без ноги, и осколками пальцы на руках оторвало. Штурмовики положили меня рядом и ушли со словами: «Эвакуацию вызвали, за вами придут».
«Грозный, ты живой?» — спросил я командира.
«Живой», — ответил он.
Это была самая длинная ночь в его жизни. И самая холодная. Кто бывал на Украине, знает, как там меняется температура с заходом солнца. Георгий лежал в одной футболке. Кровь запеклась, и он буквально прилип к земле. Вместе с командиром они то и дело уплывали в небытие и возвращались обратно, терзаемые холодом.
«Грозный, ты реально думаешь, что за нами придут?» — спросил я его в час по полуночи.
«Нет», — прошептал он.
И едва теплившаяся в моей душе надежда угасла. Пришло осознание: мы одни, нас никто не спасёт, я умираю. И так мне обидно стало! Не за себя — за родителей. Что они останутся одни. Меня эти мысли просто «сжирали». И я начал молиться. Спросил командира, верит ли он в Бога. Он ответил: нет.
«Тогда начинай верить прямо сейчас и молись, — сказал я ему. —
Потому что кроме него нам не поможет никто».
Всю ночь над ними летали беспилотники, то и дело сбрасывая гранаты. Оба бойца удивились, что дожили до утра.
— «Я всю ночь молился», — сказал мне Грозный. И меня это так проняло! понял, что должен как-то помочь. Ему. Себе. Не помню, с какой попытки, но мне удалось встать. Правда, я почти тут же вырубился. Упал на пенёк, скатился с него. Пришёл в себя, смотрю, рядом мина противопехотная лежит. Схватился за этот пень, поднялся. «Вырубаться нельзя», — стиснув зубы, твердил я себе. Нашёл какую-то палку и поковылял. Через полчаса оглянулся и понял, что прошёл всего метров десять.
Он брёл вперёд с мыслями о родителях, о командире и молился. В какой-то момент силы снова оставили его. Упал. Отключился. А когда пришёл в себя, прямо над собой увидел вражескую «птичку». Она наблюдала. Потом взмыла в воздух и сбросила гранату. Та взорвалась в нескольких метрах от бойца. Его чудом не зацепило. И тут заработали миномёты. Георгий видел, как жужжали чёрными мухами осколки. Лежал и думал: теперь точно конец.
— Бог отвёл. Обстрел прекратился, я поднялся, пошёл. «Птичка» вернулась и сопровождала меня. Но мне уже было всё равно. Каждый шаг давался с огромным трудом. Казалось, даже футболка тянула к земле. В очередной раз упав без сил, решил раздеться донага. Подумалось, так будет легче. Снял с себя всё и пополз. Где-то рядом снова «заговорили» миномёты. А потом я услышал, как кто-то кричит: «Грозный, Грозный!»
Кричал боец из группы эвакуации, которому поставили задачу найти командира. Он помог Георгию — донёс до переправы на болоте и сказал: «Дальше сам». С момента ранения прошли сутки.
— Смотрю на это болото и понимаю: не смогу. Я и здоровый бы там не прошёл. Переправа пристреляна. Мины, «кассеты» рвутся одна за другой. «Капкан (позывной того бойца), — спрашиваю, — ты молитвы какие-нибудь знаешь? Прочти вслух. У самого из головы всё вылетело». Он прочёл «Живые в помощи». У меня вдруг силы появились. И такая ясность в голове — вот как сейчас. Я встал и потихоньку пошёл. Проваливался, выкарабкивался. Если слышал, что-то летит, падал и заныривал в болотную жижу. Инстинктивно. До сих пор не понимаю, как добрался, — качает головой Георгий. — Только на твёрдую землю ступил, силы оставили, в голове помутилось. Но тут, буквально в десяти метрах, увидел группу эвакуации — трёх человек. И такое облегчение испытал!
Казалось, ещё рывок — и спасён. Но приступить к оказанию помощи ребята не успели. Рядом разорвался кассетный боеприпас. Всю группу посекло осколками. «Беги дальше!» — крикнули они.
И Георгий двинулся к своим. Под обстрелом и взрывами. По пути ему попался сослуживец. Вместе свернули с открытой местности в небольшой лесок. Там, пережидая налёт, уже укрылись другие бойцы.
— Враг, похоже, это засёк, только в лесок и долбил. Мы все как по команде: упали-встали. Тут снова «кассета» разрывается. Слышу, товарищ матерится. Смотрю, ему руку пробило. А сам я вдруг перестал чувствовать верхнюю половину тела. Он меня поднял, а мне спину как будто горячей водой поливают.
«Север, — кричит он, — да тебя тоже зацепило!»
«Сколько нам ещё идти?» — спрашиваю.
«Два километра».
— Настроился. Двинулись. Последний отрезок шли в гору. У меня боль, судороги, голова чумная совсем. Еле доковылял до кустиков. Минут через сорок подоспела группа эвакуации. Положили меня на носилки и бегом к машине. А тут опять прилёты начались. Я только молился, чтобы нас не разорвало на части. Донесли. Загрузили. Рванули на бешеной скорости. Кругом всё взрывается. Но довезли.
Потом ему рассказали, что машина, шедшая следом, до госпиталя в Артёмовске не доехала. Подорвали… Позже, посмотрев с сослуживцами карту, Георгий узнал, что в тот день прошёл семь километров. Хотя ему казалось — все семьдесят.
***
Врачи насчитали у бойца четыре ранения и контузию. В госпиталях он провёл три месяца. Из Артёмовска его перевезли в Луганск, потом в Ростов, оттуда в Москву — в центр Вишневского. Домой Георгий попал в ноябре.
— В части меня без вести пропавшим записали. Очень удивились, когда позвонил. Пока в зоне СВО был, с родителями старался каждый день на связь выходить. А тут перестал. Они сразу поняли: что-то случилось. Позвонил им уже из Ростова. Телефон у медсестры попросил. Мамин номер наизусть помнил, — пояснил Георгий. — Родители приезжали ко мне в центр Вишневского. У меня там друг умер от ран — Дмитрий Куликов. Его в кому ввели, но я приходил к нему, разговаривал. И он меня слышал. Руку сжимал, слёзы по лицу текли. Я уехал, а через неделю Димы не стало.
***
Мы встретились в клубе «Десантник». Георгий Бурхавцов — бывший воспитанник Марата Тешабаевича Санаева. Худенький, порывистый, немного застенчивый. Совсем мальчишка! Слушала, а в голове не укладывалось, как он смог всё это пережить?!
— Я ещё почему, думаю, выжил, — за меня ведь столько людей молились. И особенно папа мой, — поделился мыслями Георгий. — Мне все говорят: «Бог не просто так тебя уберёг». Только я пока не знаю, для чего. Просто живу.
Я с десяти лет спортом занимался. Сначала три года в «Десантнике». Потом кикбоксингом у Пал Палыча Гамова. От него в бокс ушёл. Любил драться. У меня это хорошо получалось. Сильный был. Мог отжаться 150 раз, подтягивался 29, на брусьях — под сотню. Мне и сейчас охота вернуться в спорт. Хочется снова быть сильным, лучшим, всех побеждать! Хотя с такими ранениями вряд ли получится. Но всё в руках Господа.
***
Предваряя наше интервью в декабре, М.Т.Санаев обмолвился, что невероятная история спасения его воспитанника могла бы лечь в основу фильма.
— Было время, когда я мечтал сниматься в кино, — с улыбкой заметил тогда Георгий.
Дома он пробыл два месяца. Новый год встретил с родными. В январе поехал на военно-врачебную комиссию. И сейчас готовится вернуться на службу.
— Закончится война, приеду, и мы вместе с вами снимем обо всём этом фильм, — написал боец своему наставнику в первые дни февраля из прифронтовой полосы.